Нас было двое — он да я,
Да на двоих одна статья,
Нас было двое.
И вдруг остался я один,
И даже более того —
Теперь в конвое.
А я с порнухами журнал
На «выкидуху» променял.
И нож подмышку, сховал подмышку;
И вдруг ловлю в чертах лица —
Совсем юнец, совсем пацан.
А я на вышке, и смена вышла.
«Беги, пацан, сегодня я в конвое,
Беги сейчас, ведь завтра, может быть,
Без места, без билета, в спецвагоне,
Уедешь свою юность хоронить.
Беги, пацан, сегодня я в конвое».
Пацан упрямо ловит взгляд,
Зрачком косит на автомат:
«Блефуешь, мусор?» (мол: «В спину стрельнешь?»).
А я шепчу ему: «Дурак,
Твой выход — в поле наугад.
Ты мне не веришь?..
Я ж, по «заточке» видишь, свой,
Клянусь хоть матерью родной,
Ведь я серьезно.
Меня менять уже идут,
Еще каких-то пять минут
И будет поздно».
«Беги, пацан, сегодня я в конвое,
Беги сейчас, ведь завтра, может быть,
Без места, без билета, в спецвагоне,
Уедешь свою юность хоронить.
Беги, пацан, сегодня я в конвое».
Парнишка шаг. Глаза в глаза.
Парнишка пятится назад
Через заборы, как через двери.
Он шел по полю, не бежал —
Наверно, в спину пули ждал,
И всё же верил.
И вдруг рванул, свободе рад,
И вслед залаял автомат
С соседней вышки.
Ведь для того не спит конвой,
Чтоб в чистом поле под луной
Упал парнишка.
Парнишку тащат в лазарет —
Свинец разбил ему хребет,
А в небе ясном плясали звезды.
Глазами проклял он меня.
Я прошептал: «Не я… не я…»,
Но было поздно, но было поздно.
Прощай, пацан, сегодня я в конвое.
Прости, пацан, хоть я не виноват.
Сейчас опять на дальних псы завоют,
Я на плечо накину автомат…
Прости, прощай, сегодня я в конвое…
И я опять остался чист,
Опять в строю, опять «чекист»,
Опять в конвое.
Прилипла кровь к моим рукам,
Хотя я тоже должен там
Лежать на поле…
июнь 1989