Раненое сердце
Бьется по инерции,
Хоть о ребра стерлось до крови из ссадин.
Покурить бы «Ватры».
А найти? Навряд ли,
Разве что у пьяного, что плетется сзади.

— Эй, отец, послушай,
Угости «Ватрушей»!
Что тебе не спится, не сидится дома?
Вижу: часто горькую
Заливаешь зорькою…
Кто ты? Мне лицо твое до боли знакомо.

«Я — твоя Восторженность
Мнимыми удачами,
Твой смешной до слёз из глаз Результат Поспешности,
Злая Безразличность
К окружавшим личностям,
Уродливая Сущность с виду сносной Внешности.

Я — твоя Бессовесть…»
— Эй, что несешь, опомнись!
Я пять минут назад тебя в первый раз увидел.
Не рисуй пророка!
Иди своей дорогой!
Видно, обознался ты или много выпил.

Город вымер сонными
Окнами бездонными.
На центральной площади, как на полночном кладбище.
Лишь по промокшим улицам
Горбится, сутулится
И от света прячется мой сопровождающий.

Над промокшим городом
Иглами проколото
Небо, словно мантия звездочета старого.
Измученный и мокрый,
От призрака бесплотного
Я бегу по городу, двадцать лет без малого.

А шаги всё ближе.
Догоняет, слышу.
Вижу — не сыграться нам, не сжиться и не спеться.
Перевел дыхание,
Знаю: нож в кармане.
Рванулся, развернулся и саданул под сердце!

Он упал под ноги
Посреди дороги.
И тогда я понял, да и вы поймите,
Что эти половины
В нашем сонном мире
Есть не что иное, как ангелы-хранители.

Укроетесь получше
Вашим Равнодушием
К насилию, бесчестию, подлости и наглости,
И жить вам в безмятежности,
Как Сущности, так Внешности,
Может даже счастливо, и до самой старости.

декабрь 1988